«Испытательник Писания»

Фонд Иосифо-Волоколамского монастыря в РГАДА включает в себя довольно большое рукописное собрание. Оно содержит тексты житий, некоторые богослужебные книги, например Октоих. Отдельные книги связаны с самой обителью, в частности, «обиход» Иосифо-Волоцкого монастыря, акафист прп. Иосифу Волоцкому, а также монастырский Синодик. Среди рукописных книг выделяется сочинение, написанное в 1839—1841 гг. иеромонахом Екатерининской пустыни Иоакимом, под названием «Испытательник Писания».

В архиве сохранился только второй том «Испытательника». Авторское слово в начале книги посвящено некоему иеромонаху. Судя по записям на нижнем поле первой сотни страниц, автор-составитель поначалу предполагал отдать по одному рукописному тому каждому из своих внуков, которые являлись одновременно его крестниками. Но во время составления сборника старший из них умер: «большой // сын // мой // крестной // 1840-го года // декабря // … дня // в Санктпетербурге // на 22 году // помре». В итоге оба тома были переданы другому внуку, тоже крестнику иеромонаха, «крестьянскому сыну» Антону Ионову, «при матери // живущему // вдове // Анны // Ивановой». Книги были завещанием, о чем сказано там же: «в вечное // и потомственное // владение // в поминовение // меня // грешнаго». И в то же время — благословением: «благословляю // ею // сына // моего // крстнаго // а во плоти // унука».

Родственники инока Иоакима были жителями деревни Носовой Волоколамского уезда, и поэтому книга со временем попала в Волоколамский монастырь. Но создавалась рукопись в Екатерининской обители Московской губернии, в которой монах Иоаким вполне мог пользоваться библиотекой. Он писал о двух книгах сборника: «в…// моем // уединении // писанныя».

Рукопись удивительна тем, что создавалась уже в период широкого распространения печатной литературы. Ее объем внушителен — 907 листов. Второй том начинается с 432 листа. Все они написаны одним почерком. Оглавление второго тома располагается на четырех листах. Содержание первого тома неизвестно. В «Испытательнике» мы видим следование архаичной традиции последовательного переписывания всех источников. Есть ли аналогии подобной рукописи? Традиция составления таких сочинений назидательного содержания очень древняя. В византийский период создавались различные монашеские сборники поучений. Их источниками служили Священное Писание, богослужебные книги, иногда апокрифы. Например, основным источником так называемых «Исповедных вопросников», составленных в помощь священникам, является Типикон, однако благодаря разнообразным вставкам они насчитывают множество редакций.

Первая половина XIX в. — уже не эпоха рукописей: печатные книги вытесняют рукописные, и сама богатая традиция составления индивидуальных сборников увядает. Большим разнообразием отличаются только старообрядческие писания того времени, консервативно сохраняющие традиции дониконовского периода. Книга же «Испытательник Писания» интересна тем, что и автор, и его «адресаты» происходили из села не староверского, находившегося на бывшей монастырской земле.

В предыдущий период, до конца XVII столетия, была традиция «коллекционирования», из благочестивых побуждений, рукописей, которые покупались и затем также вшивались в одну тетрадь. Например, таково сочинение в коллекции Крабовых. Выходец из Швеции Крабов Д.А. состоял на службе царю Борису Годунову, принял Православие. Сборник его потомка Крабова М.Д., звенигородского помещика, сохранился в РГБ. Он состоит из сшитых между собой «тетрадок», купленных, видимо, по разным случаям. Тем более удивительна рукопись «Испытательника», целиком написанная самим автором от руки на двести лет позже. Важное место подобных рукописных сочинений — предисловия, послесловия и авторские вставки. У рукописи Крабова есть вступление: «…сия книга… трудолюбствующих веселит сердцо» и «дает хотящее что уведать им». Эти слова вторят предисловию «Испытательника»: «ты точию чти и молися, по сих же уразумееши»¹. Важно, что рукопись XIX в. продолжает традиции письменного назидательного слова.

В XIX в. больше известны краеведческие рукописные сборники. Это знаменитые «Ростовские сказы» А. Я. Артынова или обширное сочинение о селе Владимирского уезда: «Известие жителям села Нижнего Ландеха о прежнем бытии и о нынешнем цветущем состоянии, о строении…», составленное крестьянином О. П. Голиковым в конце XVIII — начале XIX вв. Эти и другие рукописные своды, несмотря на то, что посвящены определенной теме, довольно пестры по своему составу, чем схожи с «Испытательником».

Главная цель сборника — поучение. Автор «Испытательника Писания», обращаясь к своему крестному сыну, напоминает новозаветные слова о том, что следует «испытывать Писания», и само это обращение можно назвать «Словом» в древнерусской традиции. Он пишет: «подписал // я, // святыя // великомученицы // Екатерины // ея // пустыни // иеромонах // Иоаким // Голосов, // своею // рукою // в день // своего // ангела // мирского // преподобнаго // отца // нашего //Илариона // Великаго // и иже // во святых // отца // нашего // Илариона // епископа // Миглинского // октября // 21 // дня // 1839-го // года». Нельзя утверждать, что монах Иоаким сам создал подобный жанр литературы, но действительно, если такие конволюты где еще и сохранились, в широкий научный оборот их еще никто не вводил.

Автор убеждает, свободно ссылаясь на слова Писания по ходу своей речи, или же цитирует святых отцов с одной и той же целью: раскрыть свою мысль, объяснить. Даже говоря о чтении, он обращается не отвлеченно, риторически, а имеет перед «очами» того, кому пишет: «приличествуют твоему иноческому званию, си есть житии, повести и словеса святых отец»². Благочестивое чтение — это «упражнение в наказание и спасение», а посвящение времени для такого чтения — жертва для Бога. Собственная цель автора — не поучение, а именно завещание того, чему он всю жизнь поучался: «испытание вещей имать чудную силу собирати и удерживати ум от разсеяния»³. Чтение не ради забавы — а с молитвой: «ум, прельщаемый страстьми… исправляется, очищается чтением и молитвой»⁴. Таким образом, поучение в Священном Писании сопряжено с молитвой, что очищает человека и помогает правильно, на пользу себе разуметь святой текст. Этот навык не бесцелен и связан с подвигом: «подобает же и сие ведати, яко в живоподательных словесех и жития(х) отцев подобает присно хранити молчание, так обо просветится ум твой и разумееши тайны, сущия во Святом Писании»⁵. Огромный рукописный труд — один из плодов такого поучения.

Помимо вступления, в тексте есть другие авторские вставки. Например, глава «Почто Волоколамский монастырь больше именуется Иосифовым» сама по себе имеет поучающий характер. Некто усомнился в святости прп. Иосифа и был вразумлен Богоматерью. Приведя это, скорее всего, местное предание, автор заканчивает его своим «словом», вспоминая другие известные и малоизвестные повествования о вразумлении заблуждающихся из истории христианской Церкви. «Почто же много вещати, Владычице, о твоих непрерывно лиющихся на нас милостях… Благоутробия твоего к моей грубой душе и оживотворяя ю надеждою помилования… Снидемся вкупе, о грешницы всего мира, от них же первый есмь аз, станем // под сению амофора Матере…»⁶

Состав «Испытательника» очень пестр. Это и Священные тексты, такие, как книга Иисуса, сына Сирахова, поучительные статьи, выписки из известных произведений, например, из агиографического нравоучительного «Лимонаря». Книгу Сирах русские люди весьма почитали. Например, в очень небольшом сборничке 1643 г. из РГАДА есть «Слово Сирахово на немилостивых судии и князи…" В «Испытательнике» много назидательных историй, некоторые из которых апокрифического характера. С одной стороны, подобных повествований обычно много в подобных сочинениях, но общий подбор глав обращает на себя внимание. В нем все же видится некоторая «программа». Так, в оглавлении мы видим около 200 «чудес» (рассказов о чудесах). Здесь почти нет так распространенных в народе известий об исцелениях, зато множество происшествий, мы бы сказали, вразумляющего характера. «Сюжеты» этих чудес имеют положительный оттенок, например, глава «о примирении Богородицы поссорившихся братий»⁷. Глава «О худом житии иноческом» заканчивается темой «оправдания» с назидательным акцентом: нужно иметь «обычай оправдание отсекати (не оправдывать свои греховные навыки и помыслы. — К.Ж.) вообщем (монастырском) житии…«; эти слова, как мы видим, пересекаются со вступлением книги.

В «Испытательнике» мало Житий: причиной тому — чтение самих Четьих-Миней, широко распространенное даже в крестьянской среде в середине XIX в. Все-таки в тексте есть Жития «первоначальников» Печерских, а также князя Даниила Московского. Несмотря на призыв автора читать святых отцов, в тексте мало ясно озаглавленных святоотеческих слов, практически только три слова свт. Иоанна Златоустого и поучение «от Патерика»⁸. Видно, что автор с уважением, трепетно относился к любому «поучению». Также обращает на себя внимание интерес автора этой рукописной книги к русской истории и к ее истокам. Например, здесь содержится глава о «пришествии» Рюриков на российский престол. Патриотические устремления видны в том, что переписчик списал даже слово на кончину графа Кутузова, не говоря о том, что были описаны разные события Отечественной войны 1812 года.

Сборник, созданный в середине XIX в., непосредственно перед всплеском книгопечатания в 1860-е гг., был последней ласточкой рукописной литературы, уходящей вглубь веков. Хотя древнерусская литература как таковая осталась за чертой XVI—XVII вв., «Испытательник Писания» продолжает ее традиции. Рукопись, созданная в 1840-х гг. насельником подмосковной обители, человеком из крестьянского сословия, отразила любовь простого народа к просвещению — в первую очередь, любовь к Священному Писанию, церковной проповеди, житиям святых. С другой стороны, у народа проявлялся интерес к русской истории, старине. В любом случае, и насельники Волоколамской обители пользовались рукописью. И можно предположить, что круг владельцев и читателей подобных книг был тогда весьма широким.

Ж.Курбатова, РГАДА